...
я боюсь только двух вещей:
проснуться в тридцать лет с осознанием того,
что никого нет рядом.
и проснуться в 30,
понимая, что мне противен человек,
лежащий рядом со мной на кровати.
я боюсь только двух вещей:
проснуться в тридцать лет с осознанием того,
что никого нет рядом.
и проснуться в 30,
понимая, что мне противен человек,
лежащий рядом со мной на кровати.
а меня уже не спасти,
да и не нужно,
мне нравится.
он единственный человек,
без которого
мне не справиться.
Это когда: «ты же умная, ты все знаешь.»
Но стоишь и молчишь, как первоклассница у доски.
И так сильно по человеку уже скучаешь,
Что раздроблены все ключицы и позвонки.
Не будите меня, он мне снится, дышит в шею касаясь ресницами. Он целует замерзшие пальцы, не будите, пожалуйста, сжальтесь! В эту ночь когда он мне снится, мне в окно бьются крыльями птицы, умоляю, не трогайте веки, мир застыл на одном человеке!
усталость настойчиво просит уйти.
и, вот, преуспев с интонацией,
звенящим бокалом из уст — «прости,
я просто хочу расстаться».
не знаю, что резало больше слух -
достаточно было взгляда,
который уверенно вторил вслух:
мне больше тебя не надо.
Я хотела тебя ненавидеть, и не знать, как твои дела. Я боялась
тебя увидеть, я боялась, но так ждала.
Так приятно, когда в памяти есть моменты, вспомнив которые на лице появляется улыбка...
Н и к о г д а,
не будет столь полна,
та жизнь,
где нет добра,
где нет и ветерка,
где все спокойно так,
как только может быть,
Забыть,
но может не сейчас,
а после лишь тогда,
когда пройдет она,
шальная буря та,
которой я живу,
где песни моей звук,
где грудью я дышу,
где труд не покладая рук,
в ответ я лишь прошу,
живи и ты,
и рядом стой,
стой прямо за моей спиной,
как за стеной,
перед тобою только я,
и знаю я всегда,
что позади есть ты,
и сорваны цветы,
и полем, степью, лугом, мы
уйдем...
и крик из пустоты, и снова СТОЙ
я так горжусь тобой,
хоть и не знаешь ты,
той глубины,
и пустоты,
но ты..,
Тогда,
я встану в полный рост,
и за тебя подняв свой тост,
скажу,
что вся та прожитая жизнь,
не знала бы того добра,
и той любви,
что с высока смотрела вдаль,
и не знакома нам печаль,
знаком лишь ветер бури той,
что назовем с тобой судьбой...
Меня любят толстые юноши около сорока,
У которых пуста постель и весьма тяжела рука,
Или бледные мальчики от тридцати пяти,
Заплутавшие, издержавшиеся в пути:
Бывшие жены глядят у них с безымянных,
На шеях у них висят.
Ну или вовсе смешные дядьки под пятьдесят.
Я люблю парня, которому двадцать, максимум двадцать три.
Наглеца у него снаружи и сладкая мгла внутри;
Он не успел огрести той женщины, что читалась бы по руке,
И никто не висит у него на шее,
ну кроме крестика на шнурке.
Этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху, и мелко крутится на лету.
Он смеется
и зажимает его во рту.